Это было в «Мертвых душах»: «Щи, моя душа, сегодня очень хороши! — сказал Собакевич, хлебнувши щей и отваливши себе с блюда огромный кусок няни, известного блюда, которое подается к щам и состоит из бараньего желудка, начиненного гречневой кашей, мозгом и ножками. — Эдакой няни, — продолжал он, обратившись к Чичикову, — вы не будете есть в городе, там вам черт знает что подадут!»

Это было в рассказе Андрея Платонова «Сокровенный человек»: «Фома Пухов не одарен чувствительностью: он на гробе жены вареную колбасу резал, проголодавшись вследствие отсутствия хозяйки. — Естество свое берет! — заключил Пухов по этому вопросу»

Надворный советник из рассказа «О бренности» не успел доесть блины: «Подтыкин приятно улыбнулся, икнул от восторга и облил их горячим маслом. Засим, как бы разжигая свой аппетит и наслаждаясь предвкушением, он медленно, с расстановкой обмазал их икрой. Места, на которые не попала икра, он облил сметаной… Оставалось теперь только есть, не правда ли? Но нет!.. Подтыкин взглянул на дела рук своих и не удовлетворился… Подумав немного, он положил на блины самый жирный кусок семги, кильку и сардинку, потом уж, млея и задыхаясь, свернул оба блина в трубку, с чувством выпил рюмку водки, крякнул, раскрыл рот… Но тут его хватил апоплексический удар»

Об этом моменте из «Войны и мира» едва ли кто-то помнит, но тем не менее: «— Мороженое, только тебе не дадут, — сказала Марья Дмитриевна. Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны. — Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю. — Морковное. — Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? — почти кричала она. — Я хочу знать! Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной»

Все это было в пьесе Сорокина «Щи»: «Выйдя из заключения, вступил в связь с люблинской преступной группировкой, где вскоре ему был присвоен преступный статус „поваренка“. В 2022 году осужден на 8 лет по статьям 42, 51 (убийство пернатых), 112 (приготовление экологически вредной пищи). <...> Присвоены преступный статус «повара» и кличка „Борщ Московский“»

Это не только Мишка, но и его друг, от лица которого ведется повествование в рассказе Носова «Мишкина каша»: «Попробовали мы сырую крупу жевать — противно. Попробовали сырой лук — горько. Масло попробовали без хлеба есть — тошно. Нашли банку из-под варенья. Ну, мы ее вылизали и легли спать»

Это из стихотворения Бродского «Одному тирану»: «Он пьет свой кофе — лучший, чем тогда, и ест рогалик, примостившись в кресле, столь вкусный, что и мертвые „о да!“ воскликнули бы, если бы воскресли»

Пиноккио в начале книги был страшно капризным, но голод его перевоспитал: «— Ну что ж, — сказал Пиноккио, — если ничего больше нет, я, пожалуй, съем кусочек кожуры. И он стал жевать. Сначала скривил губы, но затем в одно мгновение уничтожил всю кожуру, а вслед за ней — сердцевину. Покончив с едой, он, довольный, погладил себя по животу и весело сказал: — Вот теперь я себя чувствую по-настоящему хорошо!»

Из Владимира Сорокина! В рассказе Дмитрия Горчева «Колбаса», цикл «Петербург-Москва»: «Именно с этого времени черкизовские колбасы стали славиться особо нежным вкусом, и всякий, кто один раз их попробовал, уже другой колбасы в рот не возьмет»

Это было в сказке Вильгельма Гауфа «Карлик Нос»: «— Нужно тебя еще наградить за то, что ты такой послушный, — продолжала старуха. — Потерпи немного: я сварю тебе такой суп, что ты его до смерти вспоминать будешь. Она снова свистнула в свой свисток, и на кухню примчались морские свинки, одетые как люди: в передниках, с поварешками и кухонными ножами за поясом. За ними прибежали белки — много белок, тоже на двух ногах; они были в широких шароварах и зеленых бархатных шапочках»