В издательстве «Альпина.Проза» вышел сборник эссе писателя и переводчика Алексея Поляринова «Ночная смена». Мы публикуем фрагмент о связи кино и литературы из этой книги — с предисловием от автора специально для Bookmate Journal:
«„Ночная смена“ — уникальная для меня книга, она существует в двух реальностях. Я написал ее в прошлой жизни, до 24 февраля, а выходит она сейчас, когда прошлой жизни больше нет и никогда не будет. В этой раздвоенности есть своя ирония, потому что раздвоенность — сквозная тема „Ночной смены“. В частности, эссе „Текст и образ“, посвященное катастрофическому переходу культуры из состояния модерна в постмодерн, теперь читается по-другому. Когда я писал его, сама идея „перехода“ была для меня не более чем мысленным экспериментом, теперь все иначе. Мы с вами прямо сейчас находимся внутри катастрофического перехода, который нам даже называть своим именем запрещают под угрозой уголовного преследования. Главное, чего хочу лично я, — чтобы этот „переход“ побыстрее закончился».
Текст и образ: кино внутри литературы
У меня есть теория, что литература втайне завидует кинематографу — как старший брат младшему. Я люблю представлять их в виде персонажей «Американских богов». В моей версии «Богов» — возьмись я написать фанфик по роману Геймана — литература и кино выглядели бы как два очень похожих персонажа, возможно, они и вовсе близнецы, разлученные три тысячи лет назад где-нибудь в Египте — в стране, где слово и образ были еще неразрывны. И вот потерянный брат Кинемаф в ХIХ веке возвращается в мир людей и полностью меняет культурный ландшафт. И, наблюдая за ним, старший литературный брат чувствует, как утрачивает власть, как массы постепенно отрекаются от него и присягают младшему. Главный конфликт близнецов заключался бы в том, что бог литературы постоянно обкрадывал бы бога кино, плагиатил его идеи, носил его одежду, всем кругом твердил бы, что все наоборот: я, мол, был раньше, и это не я краду у него, а он у меня!
Мой фанфик по Гейману исследовал бы семейные отношения двух богов: бога текста и бога образа, которые в ХХ веке, столкнувшись, породили постмодернизм.
И ведь правда: кино повлияло на литературу гораздо сильнее, чем литература на кино. Звучит как очень сомнительное утверждение, но я объясню. Строго говоря, кинематограф зародился без помощи литературы, на первых этапах развития он вообще не нуждался в текстах. Это была чистая технология: в конце XIX века фильмы снимали без сценариев — подвижные картинки на экране были такой диковиной, что даже 30-секундный фильм, где в кадре чихает друг режиссера, вызывал у зрителей священный трепет.
Примерно к 1905 году киношники заметили, что зрителя уже не удивишь прибытием поезда или чихающим другом режиссера (имеются в виду фильмы «Прибытие поезда» 1896 года и «Фред Отт. Чихание» 1894 года), — чтобы и дальше развиваться и привлекать аудиторию, нужны истории, сюжеты. Все осложнялось тем, что кино было немое, никаких диалогов, сюжеты приходилось строить исключительно вокруг какого-нибудь действия — погони, драки или опасного трюка. Кинематограф в те времена считался развлечением для бедноты, вроде бродячего цирка, где вместо карликов и бородатых женщин показывают подвижные изображения на простынях. Первые режиссеры отнюдь не были художниками-мечтателями — обычные дельцы, которые вложились в дорогое оборудование и всеми силами пытались отбить деньги.
Первыми сценаристами в индустрии стали женщины. А знаете почему? Им можно было меньше платить. Или не платить совсем. Кино было настолько молодым медиумом, что авторское право просто не распространялось на сценарии. Обманутый мужчина-сценарист, узнав, что его пытаются кинуть на деньги, мог устроить драку или стрельбу. От женщин такого не ждали, поэтому и брали их сценаристками, аргументируя это тем, что они, мол, читают больше этих ваших диккенсов-шмиккенсов и лучше разбираются во всей этой драматургии-шмаматургии.
Кино в этом смысле — удивительный медиум: все самые сильные его стороны — результат не столько технических возможностей, сколько ограничений — в основном финансовых. В отличие от, скажем, романа, который ограничен лишь одним фактором — талантом (и иногда еще здоровьем) автора, — фильм в основном состоит из рамок: от рамок кадра до бюджета, хронометража и количества людей в съемочной группе (не говоря уже о профессионализме этих людей) (как тут не вспомнить известную цитату Дэвида Финчера в интервью Rolling Stone: «Снимать кино — это как писать картину, только ты при этом в трех кварталах от холста, кисть держат девяносто человек, а ты наблюдаешь за ними в телескоп и раздаешь команды по рации»).
Но самое главное отличие кинематографа от литературы в том, что кино — это социальное действие, совместное проживание, разделенный опыт. Причем на всех этапах — и в производстве, и в потреблении.
Литература — дело тихое, интимное. Да, есть книжные клубы, где люди собираются и обсуждают прочитанное, но они делятся уже прожитым опытом; в кинозале же зрители испытывают эмоции одновременно — и это важно. Каждый из нас помнит ни на что не похожий опыт похода в кинотеатр, опыт синхронных эмоций, когда тот факт, что ты испытываешь радость или грусть вместе с десятками людей, усиливает радость и грусть в десятки раз.
Мой друг однажды побывал на ночном сеансе фильма «Комната» Томми Вайсо в Нью-Йорке и сравнил его с посещением церковной мессы: люди, пришедшие на сеанс, видели фильм уже сотни раз, знали каждую реплику и хором повторяли слова вместе с героями на экране — со стороны, наверное, это выглядело одновременно и весело, и жутко. У фанатов «Комнаты» есть свои, с годами отточенные ритуалы. Например, зрители бросают в экран пластиковые ложки, и к концу сеанса пол в зале и особенно под экраном буквально завален ими. Эта традиция появилась спонтанно. Первые фанаты фильма заметили, что в доме главного героя в рамках стоят фотографии с ложками — очередная странная и абсурдная деталь творческого метода Томми Вайсо, — и стали приносить ложки на сеанс и бросать их в экран всякий раз, когда замечали рамку (на первом показе «Комнаты» в Москве раздавали маски с лицом Томми Вайсо, в итоге сеанс превратился в довольно сюрреалистическую картину, напоминающую постер другого фильма — «Быть Джоном Малковичем» Спайка Джонза). Ритуал совершенно бессмысленный, но опять же объединяющий и превращающий всех присутствующих на сеансе в соучастников.
Конечно же, литература не могла пройти мимо настолько сильного и влиятельного феномена, поэтому появление нового жанра — киноманского романа — было лишь делом времени.
У киноманского романа (далее — КР), как у любого жанра, есть свои маркеры:
А) В центре сюжета КР всегда находится фильм, или копия фильма, или его режиссер, за которыми охотятся персонажи.
Б) Фильм, разумеется, обладает магическими свойствами, и главные герои пытаются разгадать тайну его гипнотической притягательности.
В) Вокруг фильма образуется нечто вроде культа, группы фанатов со своими ритуалами и практиками просмотра.
Г) в КР используются киношные монтажные склейки/переходы и прочие попытки сломать стандартные романные практики. Это могут быть страницы, стилизованные под сценарий, фотографии, играющие в сюжете важную роль, снимки экрана и/или рецензии кинокритиков на выдуманные фильмы.
Д) КР как чудовище Франкенштейна: зачастую почти целиком состоит из отсылок и аллюзий на культовые фильмы и режиссеров.
Е) КР — это всегда роман о зрении или, точнее, о ненадежности восприятия, об обманчивости памяти и чувств; а фильм (или автор), вокруг которого вращается сюжет, — это метафора нашей одержимости кино и образами в целом. (Разумеется, как и любая другая попытка типизации, эта весьма условна. По такой логике, скажем, «Бесконечную шутку» Уоллеса тоже вполне можно отнести к киноманским романам — там есть и таинственный фильм с гипнотическими свойствами, и секта террористов, пытающихся этот фильм отыскать, и фильмография режиссера Дж. Инканденцы, и небольшие вставки-эссе об эволюции киногероев. Есть только одно но: «Бесконечная шутка» — это не просто роман, это три-четыре романа, сшитые вместе волей автора, и один из этих трех-четырех романов определенно киноманский).
Что еще почитать и послушать:
Читайте также:
Интервью
Варвара Феофанова: «Плохие парни всем нравятся. По крайней мере, такие, как Печорин»
Разговор с актрисой об агентах спецслужб, «скользком» Онегине и просьбах подписчиков поменять ее прическу
Книги
Вы могли не знать: 12 фильмов, которые на самом деле сняты по книгам
В оригинале Форрест Гамп не был добряком, «Ходячий замок» это фэнтезийный ромком, а «Король говорит!» написал внук придворного логопеда
Книги
11 экранизаций, которые мы ждем в 2022 году. От Ремарка до Салли Руни
Древнегреческие мифы, вампиры, путешествия во времени и сороки-убийцы
Тесты
Тест: цитата из русской классики или из фильмов Квентина Тарантино?
К выходу дебютного романа Тарантино «Однажды в Голливуде». Попробуйте отличить одного великого автора от другого!
Тесты
Тест: русская литература в зарубежном кино. Угадаете героя по кадру из фильма?
Горилла за столом, неизвестный гангстер, Джуд Лоу в полях — и все это экранизации хорошо знакомой классики